- насильники, а церковные служители - это мученики».
Так и было. Люди, стоявшие у власти, действительно, были насильниками, а люди добрые, честные, справедливые - и церковные служители в том числе - становились мучениками. Но вот этого никак нельзя было допустить власть предержащим, чтобы не была очевидна из кровожадность и несправедливость, особенно отчетливо заметная на фоне праведности, жертвенности и чести их жертв. И они де допускали. Мучеников венчали другим ореолом - ореолом шельмования, глумления и клеветы, выставляя их в карикатурном свете и натравливая на них при помощи всего этого общественное мнение. Не преминули они, разумеется, очернить и оболгать Ивана Воронаева, сфабриковав, так называемое “отречение Воронаева”, дабы у людей “не поднималось чувство, что у власти люди- насильники, а церковные служители - это мученики”.
В 1961 году, когда стремительно заканчивалась хрущевская “оттепель”, которая оказалась слишком ранней и непродолжительной, и наступало резкое похолодание (что само по себе, к сожалению, вполне закономерно для страны, где господствующей религией являлся атеизм), когда раскручивалась новая спираль жестоких гонений против церкви на
свет Божий в Одессе в газете “Знамя коммунизма” за 8 апреля появляется публикация, в которой помещен сенсационный материал - “отречение Воронаева”. Обратите внимание - в 1961 году, спустя 30 лет после его ареста, спустя 21 год после того, как его близкие что-либо про него слышали.
Вот это “отречение”, которое приводится в книге Ф.И. Федоренко «Секты, их вера и дела»: "Я решил оставить религиозное служение, отказаться от какой-либо религиозной пропаганды, снять с себя звание евангельского проповедника и пресвитера и заняться физическим трудом, помогая рабочему классу в его энергичном строительстве социализма. И я глубоко жалею, что очень поздно прозрел и увидел себя с отсталыми отсталым. Но пословица говорит "Лучше позже, чем никогда". Очень сожалею и обвиняю себя в том, почему я раньше не прозрел..." (И. Е. Воронаев).