Чем больше мы слышим о духовных скрепах, русском мире, традиционных ценностях, сакральном и храмовом, тем меньше места в информационном пространстве и интересах большинства остается для православной церкви. До крымских событий РПЦ была одним из столпов государства: в теленовостях часто появлялись сюжеты о поездках патриарха, церковные деятели проводили пресс-конференции, говорили о патриотическом и религиозном воспитании. Уровень цитируемости патриарха Кирилла, священников Всеволода Чаплина, Дмитрия Смирнова и дьякона Андрея Кураева был ненамного ниже цитируемости чиновников и депутатов. Церковь начала активнее заявлять о своей растущей роли. Приговор Pussy Riot виделся как результат ее победы, влияние демонстрировали многотысячные очереди к Поясу Богородицы и Дарам Волхвов. Предполагалось, что оно будет расти и дальше официальный курс на сохранение традиционных ценностей и ковку духовных скреп подразумевал участие церкви, но власть, кажется, научилась обходиться без нее. Место духовной скрепы занимает патриотизм скорее мистический, чем религиозный, а вместо Отче наш многие соотечественники твердят Крым наш.

Религия пользы

Государство не хочет расширять присутствие церкви в общественной жизни, церковь не хочет быть инструментом государства, объясняет политолог Алексей Макаркин. В идеале церковь для власти средство влияния на электорат и легитимации власти; например, в молитвах за нее в храме и присутствии духовенства на ее мероприятиях что-то утилитарное. По словам эксперта, в чем-то отношения общества и власти к религиозным институтам пересекаются: люди тоже ждут от церкви пользы. Можно зайти в церковь желательно в день праздника, а можно и не зайти, можно соблюдать пост, а можно и отказаться от него. Она хороша там, где она кажется удобной, как только она начинает чего-то требовать, отношение меняется, рассуждает он. Такой консенсус общества и власти в отношении церкви позволяет последней менять роли РПЦ в зависимости от требований момента.

При этом у духовенства есть свои запросы как к государству, так и к людям, которые в соцопросах называют себя православными. Цели церковного руководства происходят еще из XVII века. Тогда патриарх Никон называл себя великим государем, хотел стать соправителем царя, был идеологом внешней политики в отношении Украины и православных греков. Чем кончились эти стремления, мы помним, говорит политолог. Главной точкой расхождения власти и РПЦ стало присоединение Крыма именно после этого религиозных тем в информационном поле стало меньше.

Вне Крыма

Государство не понимает: все едины, все вместе, Крым наш, а патриарх не благословляет его присоединение, заявляет Алексей Макаркин. Позиция РПЦ по Крыму действительно отличается от официальной и общепринятой: этой темы в повестке церкви нет, крымские епархии до сих пор находятся в составе Украинской церкви Московского патриархата. Поддержи патриарх присоединение республики место в сюжетах бы для него нашлось, да еще и в прайм-тайм. Однако от крымского мейнстрима церковь ушла.

У нее есть свои интересы сохранение своей канонической территории, в которую входит и Украина, а значит, и поддержание отношений с ее властями. Точно так же патриархия повела себя по отношению с объявившими независимость от Грузии Абхазией и Южной Осетией: она не стала принимать под юрисдикцию абхазские приходы, хотя те просили об этом. Грузинская церковь же не признает самопровозглашенный Киевский патриархат, приводит пример Алексей Макаркин. Религиовед Роман Лункин указывает, что в составе Украинской православной церкви Московского патриархата находится около половины всех приходов РПЦ: Это позволяет ей быть крупнейшей православной церковью. Конфликт на юго-востоке Украины поставил патриарха Кирилла не в самое удобное положение. Украинцы считают, что он не проявил активной позиции. Часть активистов стараются перевести приходы в Киевский патриархат, нередко при сопротивлении самих общин. Но и в официальном освещении событий в России церковь ушла на второй план она не разделяет с государством все его достижения, не позволяет использовать себя в нагнетании антиукраинской истерии, подчеркивает Роман Лункин. Он обращает внимание на то, что некоторое время акценты риторики в отношении русского мира государства и церкви совпадали, но после заявлений президента о сакральной роли Херсонеса и Крыме Храмовой горе они разошлись. Патриарх Кирилл всегда подчеркивал, что единая купель крещения Руси это Киев, добавил эксперт.

История не газопровод

Предстоятель церкви промолчал, но один из постоянных спикеров церкви, дьякон Андрей Кураев ответил на проповеднические нотки в послании президента очень жестко. Пассаж Владимира Путина о Крыме и Храмовой горе заканчивался словами отныне и навсегда. Лишь Бог из Своей Вечности может говорить это навсегда!. А в человеческой истории границы и союзы склонны меняться, пишет Кураев и напоминает речь Бенито Муссолини (другого крайне популярного на ту минуту национального лидера), с теми же отныне и навсегда и той же радостью от восстановления империи. Сравнения с Храмовой горой иудеев кажутся священнослужителю невозможными для христианина: Уже нет Храма: любая точка пространства может быть освящена. Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я есть Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, цитирует Евангелие дьякон. Сомневается он (и приводит исторические источники) в достоверности легенды о крещении князя Владимира в Херсонесе. Но и такими, по нынешним временам, крамольными сомнениями Андрей Кураев не ограничивается. Оправдание территориальных перемен и военных действий (даже самые вежливые действия армии есть все же военные действия) мотивом много веков назад это было нашей святыней грозит сделать непредсказуемым политический диалог во всем мире. У очень многих народов памятные для них исторические места находятся за пределами их нынешних государственных границ, заявляет он (а это уже не история и не теология, а политика). Можно ли еще жестче? Можно. История это не газопровод. Попытка провести историческую линию от Херсонеса до Москвы, тщательно обходя Киев, слишком уж фантастична, предостерегает Андрей Кураев. И это ведь не оппозиционер-западник говорит, а священнослужитель, пусть и достаточно вольных воззрений в светских вопросах. И чем больше вольных трактовок в теологии, истории церкви, просто истории будет допускать Владимир Путин (чего стоят одни его слова, что православие в чем-то ближе к исламу, чем к католичеству), тем больше будет таких ответов священников.

Неправильные святые

По мнению Алексея Макаркина, власть начала подозрительно относиться к церкви еще со времен Молитвенного стояния у храма Христа Спасителя: Оказалось, что духовенство может самостоятельно собрать многотысячную акцию под общественно-церковными лозунгами.

Место для религии, а значит, и для церкви в русском мире духовных скреп государство, судя по всему, отводит: это воспитание патриотических чувств, новой веры. Духовные скрепы это прежде всего патриотизм. Святой прежде всего успешный воин или, по крайней мере, человек, отдавший жизнь за Родину, послуживший ей, рассуждает Алексей Макаркин. Идеальными святыми здесь выглядят Александр Невский, Дмитрий Донской, недавно канонизированный адмирал Федор Ушаков. Эти образы использовала и советская власть, напоминает политолог. Святые воины вполне вписываются в картину мира, носитель которой в шутку заявляет остальному миру не смешите мои "Искандеры", только они стоят на другом серьезном полюсе. Некоторым святым в русском мире и на Храмовой горе не место, например Борису и Глебу. Надо бороться за себя, за страну, а отдали без борьбы Это не может быть для нас примером легли и ждали, когда их убьют, еще в 2009 году заявил Владимир Путин, увидев изображения князей в галерее Ильи Глазунова. Художник предпочел с такой точкой зрения согласиться. Не место и некоторым базовым принципам христианства на пресс-конференции 2012 года Владимир Путин прямо заявил: Я плохой христианин, когда бьют по одной щеке, надо подставить другую, я к этому морально не готов. Действительно, новой патриотической идеологии многое в христианской церкви мешает ветхозаветное око за око куда ближе и действеннее правой и левой щеки и прости им. Церковь тоже прощает не всякое, но иконы Бориса и Глеба из храмов не пропали, да и мало кто из священников вольно трактует Евангелие и позволяет себе выбирать заповеди.

К чему ближе новый государственный взгляд на религию и церковь, когда одно в ней нравится, другое категорически не принимается, а вместо третьего подставляются постулаты другой веры? К секте база вроде бы остается, но искажается по вкусу или потребностям. Святые воины, святые прохановские танки, атомное православие, священник из Луганской народной республики с позывным Сталин, отец Иван Охлобыстин, главное событие Великая Отечественная. Новое сакральное место Крым. Наверное, можно было бы обойтись без всей этой мистики в идеологии, жил же без нее СССР. С другой стороны, жил, да не дожил, построение коммунизма не стало высшей целью слишком приземленной оказалась задача. Хотели жить хорошо, а не вышло. Значит, надо ставить внеземные и нерациональные цели искать святой Грааль, охранять Храмовую гору, делать святые танки и ракеты, построить параллельную псевдоцерковь. Глава государства не только царь, но еще и первосвященник проповедь в прямом эфире мы уже услышали. На пути к этим стремлениям (если, конечно, они не забудутся власть постоянством в убеждениях не отличается) может стать пока объединяющий фактор утилитарное отношение к религии. Поставить свечу в крымской сакральной церкви на горе, конечно, неплохо, искупаться в море после этого тоже, с остальным будет посложнее.