Вскоре после этого В.Н. Чечнева и меня И. С. Проханов отозвал в Ленинград и утвердил меня всесоюзным благовестником и - после годичных курсов - я работал по северной части, а Чечнев В.Н. принял Белоруссию - старшим пресвитером БССР.
В конце 1924 г. глубокой осенью я приехал в Пятихатки, где я встретился с возникнувшим здесь течением христиан евангельской веры, куда уже была увлечена вся моя семья, жена, мать, братья и сестры. И по своему внутреннему убеждению я перешел в Союз ХЕВ,
Правление которого было в Одессе, где я и работал в том же звании, что и во ВСЕХ.
В 1925 году в г. Одессе на съезде ХЕВ я был избран старшим пресвитером (союзным благовестником) и работал в этом Союзе до 1935 года.
Маховик ужасающих репрессий раскручивался на глазах Г. Понурко и других уцелевших на свободе братьев. После проведения столь повальных арестов для них было совершенно ясно, что против них всей мощью своего аппарата насилия восстало могущественное государство. Но почему? Ведь был же относительно благополучный период времени в отношениях между государством и церковью? Что произошло? Почему правительство усмотрело в деятельности христианских церквей и союзов что-то антигосударственное? Кажется, у Гаврила Гавриловича, как и у многих других его современников, теплилась просто человеческая надежда, что все это какое-то странное и страшное недоразумение, что все это скоро закончится, что справедливость восторжествует, что скоро разберутся, что никакие мы не враги народа и государства, что вполне мы лояльные, добропорядочные, законопослушные граждане, что христиане евангельской веры наряду со всеми другими гражданами... Чем другим, кроме этой наивной человеческой надежды на “доброго царя” можно объяснить то, что даже в 1935 году Гаврил Гаврилович Понурко все еще продолжал распространять по церквам наставление в плане положительного отношения в военной службе, в соответствии с решениями съездов христиан евангельской веры. Вот образец одного из таких его циркулярных посланий.