Не отреклась. Не написала. Не получила медали.
И пошла несостоявшаяся медалистка поступать вместо университета в ПТУ. Но даже в ПТУ не приняли ее без комсомольского билета. Пришлось уехать учиться в другую область.
В Мариуполь мы с Лидией приехали на практику из разных мест. И здесь встретились. Это было в церкви. В той же церкви нас обвенчали. В той же церкви уже более 10 лет служу я пастором. Мариуполь стал нашим родным городом. Здесь родились наши дети. И здесь меня арестовали. Нашей младшей дочери был тогда один годик от роду - она этого не помнит. Старшей было три года - и это осталось в ее памяти навсегда. Тюрьму я воспринял как должное - таким был путь отцов и дедов. Я действительно благодарен Господу за все то, что было в моей жизни. Это школа.
Перестройку встретил в тюрьме. А вскоре пришла свобода - какая-то очень робкая и неуверенная, словно небывало ранняя весна.
Прошли годы. Очень многое изменилось вокруг. Не стало Советского Союза. Мы много узнали из того, что ранее было скрыто. И еще мы стали получать извещения о нашей реабилитации. Не было, конечно, никаких извинений. Нет их и сейчас. Прокурор сухо уведомил нас, что мы "на основании закона Украины признаны жертвами политических репрессий" Это все.
Жертвам политических репрессий, согласно постановлению правительства, стали выплачивать денежные компенсации за годы, проведенные в тюрьмах и лагерях. Пришла очередь получить эту компенсацию и нам. Мы специально попросили, чтобы ее нам начислили на всю семью сразу.
За долгие годы, проведенные в тюрьмах и лагерях, за каторжный труд на строительстве Беломорского канала, в смертоносных шахтах Воркуты, в знойных степях под Джамбулом и на лесоповалах Удмуртии и Башкирии, за долгие годы слез, боли, страдания, безвестности, надругательства, попрания наших человеческих прав и глумления над тем, что было дорого и свято для нас, нам причиталось 120 миллионов карбованцев, что в ту пору составляло сумму примерно в 600 долларов.