Украинский кризис имеет и церковное измерение, и мне уже доводилось об этом писать. Говоря предельно упрощенно, в стране две основные православные юрисдикции: УПЦ Московского патриархата (МП), это часть РПЦ с правами широкой автономии, и УПЦ Киевского патриархата (КП), некогда отколовшаяся от РПЦ и не признанная другими православными церквами. Ведь по православным канонам автокефалия (церковная независимость) не провозглашается и не завоевывается, а даруется церковью-матерью.

Как возникают национальные церкви?

В связи с политическими событиями часть верующих (трудно оценить, какая) переходит сейчас из МП в КП как в национальную церковь, а руководство РПЦ, чтобы никого не раздражать, занимает очень сдержанную позицию в украинском кризисе. Напомню, что в фестивале Крым наш она так и не приняла никакого участия. В то же время сами украинские православные говорят необходимости создания одной поместной церкви.

Но как она может быть создана? На самом деле тремя способами: КП вливается в МП, МП вливается КП, возникает некая третья юрисдикция (видимо, под омофором Константинополя), в которую входят приходы КП и МП. Первые два варианта совершенно нереальны, третий реален, но чреват очень острым конфликтом между Константинополем и Москвой, и вполне очевидно, что в эту новую юрисдикцию перейдут далеко не все приходы. Вместо объединения выйдет дальнейшее разделение.

Тупик? Возможно. А может быть, это повод задуматься о жизни православия в XXI веке, в новых реалиях? Сделать некие выводы, касающиеся далеко не только Украины и далеко не только канонического права?

Но сначала небольшое отступление. Древний мир знал только пять патриархов: в Риме, Константинополе, Иерусалиме, Александрии и Антиохии. Откуда взялись все остальные? Как правило, в результате раскола, который впоследствии был так или иначе улажен.

В 1448 году собор русских епископов избирает митрополита Киевского, то есть своего главу, не спрашивая одобрения у константинопольского патриарха. С этого момента русская церковь фактически независима от Константинополя, но потребовалось еще полтора столетия и немалое дипломатическое искусство (поддержанное деньгами), чтобы в 1589 году Константинополь признал полную самостоятельность русской церкви и учредил в ней патриархию.

В 1872 году на фоне национального подъема православные болгары провозглашают автокефалию (независимость) от Константинополя. Константинополь отлучает болгарских архиереев от церкви, а само желание болгар иметь национальную церковь объявляет ересью филетизма привнесением в церковь национальных разделений. И только 1945 году Константинополь, получив денежное пожертвование из Москвы, признает болгарскую церковь автокефальной.

В 1970 году РПЦ дарует своим американским приходам статус автокефальной Православной церкви в Америке. По сю пору ни один старый восточный патриархат не признает за ней этого статуса и не приглашает ее епископов на свои собрания. Для них эти приходы по-прежнему часть РПЦ.

Последний пример особенно интересен. Православная церковь живет по канонам, принятым разными соборами в поздней античности и раннем Средневековье. В чем-то каноническое право похоже на англо-саксонское: старые законы не отменяются, они просто перестают применяться, когда меняется реальность. Правда, в отличие от старой доброй Англии, современные православные не принимают новых канонов, стараясь обойтись существующими. Иногда это выглядит так, как будто современное дорожное движение регулируют с помощью правил, написанных в Византии для колесниц.

Каноны для XXI века?

Важнейший канонический принцип: один город один епископ. Ситуация в США очевидным образом резко ему противоречит: каждая национальная диаспора сохраняет свою собственную церковь, и сколько православных епископов называют своей канонической территорией Нью-Йорк или Лос-Анджелес, наверное, никто не может точно сказать. И вот около полувека назад русская часть православных американцев предложила создать действительно национальную церковь на территории своей страны, которая бы соответствовала духу и букве канонов и объединила бы всех.

Это не получилось: православные греки, или сербы, или арабы по-прежнему чувствовали свое единство с соотечественниками на прародине куда яснее, чем единство между собой. Зачем же тогда уходить к этим русским? Греческим патриархам на древних кафедрах желание Москвы обустраивать церковную жизнь в Америке и вовсе казалось самоуправством.

А если разобраться, то и в самом деле древний канонический принцип не работает. Античный полис это пространство абсолютного культурного, политического, экономического единства, где все всех знают. В этих условиях два епископа в одном городе возможны, в самом деле, только в ситуации ереси или острого раскола. А современный Нью-Йорк? В Брайтон-бич или Чайна-тауне можно жить годами, не говоря ни слова по-английски и не встречаясь с жителями других национальных кварталов, кроме как в подземке. Нужен ли им один епископ? И откуда его взять в ситуации, когда нет, как у католиков, единого центра, откуда исходят все назначения?

Более того, в ситуации, когда разные православные юрисдикции сосуществуют бок о бок, они волей-неволей начинают взаимодействовать. Законы конкуренции никто не отменял: если прихожанам, а то и священникам, есть куда перейти, то в церковной среде меньше хамства и самоуправства, хотя в канонах, конечно, понятия конкуренция нет и в помине. Опыт западных областей Украины (откуда родом и нынешний митрополит Киевский Онуфрий) ясно это показывает.

Каноническое право в церкви по определению неотменимо, но и оно нуждается в переосмыслении в новых реалиях. Слишком уж избирательно его применение: одни каноны нарушаются повсеместно и ежечасно, и никто не обращает внимания, другие вытаскиваются на свет, как только надо что-нибудь доказать или кого-нибудь осудить. А ведь жития святых и вообще церковная история изобилуют исключениями из правил.

Пожалуй, сдвиг в сознании православных украинцев наступил в зимние дни Майдана, когда на узкой нейтральной полосе между двумя противоборствующими лагерями стояли рядом и молились о мире священники разных юрисдикций а точнее, не молились, потому что, по канонам, молиться с раскольниками нельзя. Вместе рисковали жизнью, пытаясь предотвратить кровопролитие, но не могли вместе обратиться к Богу. И в этот момент стало слишком очевидно: надо искать какой-то выход, даже если он не предусмотрен канонами.

В канонах ли дело?

Киев, конечно, не Нью-Йорк, но тоже далеко не однороден, как и вся Украина. Что совершенно необычно в нынешнем конфликте с обеих его сторон огромное число людей причисляет себя к одной и той же поместной церкви, УПЦ МП. Что касается КП, ее симпатии полностью на стороне киевских властей, вплоть до того, что патриарх Филарет сравнивал некоего правителя мир сего, по факту крещения относящегося к православной церкви, с Каином и говорил, что тот действует под влиянием сатаны. Нетрудно угадать, кого он имел в виду.

Это уже не разногласия богословского и канонического характера, это два очень разных отношения к самому конфликту: однозначно занять одну из сторон, анафематствуя другую, или постараться сохранять нейтралитет? Что такое вообще эта сама национальная церковь, зачем она нужна? Государству понятно. Как было с Московией, как было с Болгарией: независимое и успешное государство с преобладанием православного населения хочет ни от кого не зависеть даже в церковных делах и поддерживает создание независимых церковных структур. Но зачем эта независимость самой церкви? Чтобы в случае военных конфликтов каждая сторона могла обвинять другую прямо-таки в сатанизме?

С другой стороны, руководство РПЦ в последние годы постоянно говорило о русском мире как о духовной реальности, которая объединяет все народы наследники Святой Руси. Никто не призывал проливать кровь за этот русский мир, он мыслился исключительно в духовных категориях но когда кровь полилась, в качестве знамени повстанцами была поднята именно эта идея, а на рукава были нашиты шевроны православной армии. Мы в ответе за тех, кого приучили к лозунгам? Или нас опять неправильно поняли?

А может быть, это вообще повод для всех сторон забыть о русском мире или щиром украинстве и начать просто проповедовать Христа? И там где-нибудь обязательно произойдет встреча, при том что все останутся собой? Сегодня на Украине все чаще слышны голоса: не надо никаких слияний и объединений, надо просто начать признавать друг в друге братьев поверх юрисдикционных барьеров и делать вместе то, что возможно. А может быть, применить этот принцип не только для внутриправославного диалога, но и для общения с христианами иных конфессий? Впрочем, и это канонами не предусмотрено.

Богословие для больного общества?

А если говорить о церковно-общественных отношениях, именно в эти месяцы с особой остротой встал вопрос: ведет ли церковь общество за собой или вяло следует за общественными переменами? Один из наиболее известных украинских богословов о. Кирилл Говорун в конце 2013 года, еще до кровавого хаоса, написал статью Богословие Майдана. О ней невероятно много спорили, особенно если учесть все, что последовало за Майданом, но одна мысль в ней представляется мне очень верной.

Отчего-то вышло так, что все украинские юрисдикции и конфессии как-то спокойно сосуществовали с воровской властью, благословляли ее, получали от нее соответствующие привилегии, боролись за влияние на нее. И когда еще в период мирного протеста граждане Украины собрались вместе, чтобы отстоять свои права и призвать власть к честности и ответственности, они это сделали во имя гражданских, а не христианских идеалов. По сути дела, они взяли на себя ту роль, от которой отказались все христианские общины страны.

Остановись, мгновенье! Пусть длится этот мирный митинг на Майдане, пусть звучат прекрасные речи о русском мире, пусть никогда не наступает следующий день с его кровью и слезами. Общество с его тяжелейшим анамнезом не удерживается на высоте духовного порыва, оно так легко сваливается в истерику и ненависть. И, может быть, в области общественных отношений для церкви важнее всего удерживать людей от такого сваливания, выступать сторожем брату моему от чего отказался в свое время библейский Каин. Если, конечно, останутся время и силы после тщательного соблюдения канонической чистоты.

Да ведь разве это только про Украину? Русский философ Дмитрий Сладков вне всякой связи с Майданом писал: В обществе обретение экономической и политической свободы сопровождалось обвальным падением нравов. Церковь при этом видели как противоядие этим губительным процессам. Но это в упованиях и общественно-политической риторике. А в реальности? Наши внутренние церковные болезни во многом стали отражением болезней всего общества. Мы не вели больное общество, а следовали за ним. Может быть, казалось, что вели, но на деле послушно следовали. И прямо о нас сказал Спаситель: Вы соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?.

Развивая этот образ, можно сказать: православные каноны говорят нам, как правильно взвешивать, упаковывать и хранить соль. Но они ничего не говорят о том, зачем она людям нужна, не могут передать ее вкуса, самое главное не могут сделать ее вновь соленой. И, похоже, всякий разговор о православном церковном устройстве XXI века придется начинать не с упаковки, а с содержимого.