Поскольку Ирод правил с -4 до 39г., такой разнос по времени между Иоанном и Иисусом вполне возможен даже в традиционном изложении, когда Ирод казнит Иоанна.
Более того, он отлично согласуется с нашим предположением о том, что Иоанн Креститель был казнен вскоре после 5г., когда Ирод женился на Иродиаде (что и критиковал Иоанн). Общение Иисуса и Иоанна - легенда, возникшая, когда христианам понадобилось придать авторитет основателю своей секты. Это удобно было сделать, предположив его признание популярным тогда Иоанном.
На фальсификацию четко указывает и 14:12: «Его {Иоанна} ученики пришли, взяли тело и похоронили его. Потом они пошли и сказали Иисусу».
То есть, Иисус был весьма популярен до смерти Иоанна (именно к нему отправились ученики Иоанна). Тогда Ирод не мог принять его за воскресшего Иоанна.
Христианство традиционно считает именно воскрешение Иисуса главным чудом. Не будем акцентировать внимание на том, что скромный Лазарь тоже был воскрешен, так что Иисус здесь уже не уникален. Не говоря уже о том, что такое чудо совершил библейский пророк Элиша. Остановимся на истории Иоанна Крестителя. Славняская версия Флавия, явно подправленная поздним редактором, содержит интересную легенду об Иоанне: после казни Иродом он продолжал ходить, как ни в чем не бывало, поскольку был на самом деле бестелесным духом. Без сомнения, эта удивительным образом сохранившаяся легенда отражает взгляды неиисусовой христианской секты, последователей воскресшего Мессии (Христа) Иоанна Крестителя. Можно с уверенностью предположить, что именно от них легенда о воскресшем лидере, который, как ни в чем не бывало, продолжает свой земной путь после казни, перекочевала к иисусовым христианам. А автор Евангелия невнимательно приписал Ироду фразу, показывающую, что воскрешению в то время считали самым обычным делом, а отнюдь не доказательством божественности, как требуют христиане в отношении Иисуса. Присутствующие в Иисусе силы, о которых говорит Ирод, относятся к демонам, обладание которыми, как считали в древности, позволяет творить чудеса. Подход был настолько естественным для евангелиста, что эту часть фразы он даже не комментирует.