Однако, будучи от природы живым, впечатлительным и подвижным, Алексей Михайлович часто терял самообладание и легко гневался. Вспыльчивость царя чаще всего возбуждалась встречей с нравственным безобразием, особенно с поступками, в которых обнаруживались хвастовство и надменность. «Кто на похвальбе ходит, — часто повторял Тишайший царь, — всегда посрамлен бывает». Но что удивительно, в минуты сильнейшего раздражения Алексей Михайлович ни в себе, ни в виноватом подданном старался не забыть человека. При доброте и мягкости характера это уважение к человеческому достоинству в подданном производило на окружающих сильное впечатление, чем Алексей Михайлович и заслужил наименование «тишайшего царя». Иностранцы не могли надивиться этой черте в русском самодержце. «Этот царь, — пишет австрийский посол в Москве, — при беспредельной власти своей над народом, привыкшим к полному рабству, не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь».
Тишайший царь принадлежал к тем благодушным натурам, которые более всего хотят, чтоб у них на душе и вокруг них было светло. Он был неспособен к затаенной злобе и продолжительной ненависти. Гнев его был отходчив, проходил минутной вспышкой, не простираясь далее угроз и пинков. Рассердившись на кого-нибудь, по вспыльчивости он мог легко оскорбить его. Но скоро успокаивался и стремился примириться с тем, кого оскорбил в припадке гнева. Он первый шел навстречу к потерпевшему с прощением, стараясь приласкать его, чтобы обидимый не сердился. Прилив царственного гнева всегда разбивался о мысль, никогда не покидавшую царя, которую он часто повторяет в своих письмах: «На земле никто не безгрешен перед Богом. На Его суде все равны — и цари, и подданные».