о древнегреческих богах, обильно украшенную их изображениями. Эти образы сразу пленили мое воображение, расширили и смягчили мою крайнюю религиозность».
Учась в гимназии, Владимир выделялся среди воспитанников не только феноменальной памятью, начитанностью и самостоятельностью мышления, но и своей внешностью. Чуть позже один из его современников так описывал наружность Соловьева: «Густые локоны, спускавшиеся до плеч, делали его похожим на икону. Его часто принимали за лицо духовное, встречая возгласом: “Благословите, батюшка!” Маленькие дети, хватая его за полы шубы, восклицали: “Боженька, Боженька!”». Александр Блок, видев Соловьева всего лишь раз, был поражен его мистической, не похожей на все земное, внешностью. «Он шел передо мной. — вспоминал поэт, — большого роста, худой, в старенькой шубе и с непокрытой головой. На буром воротнике шубы лежали длинные серо-стальные пряди волос. Это был не человек, а силуэт — до того он был жутко не похож на окружающих. Шествие его казалось диким среди обыкновенных людей. В его взгляде, который случайно упал на меня, была бездонная синева, полная отрешенность. Это был не живой человек, а чистый дух, изображение, очерк, символ, чертеж». И таким Соловьев был не только внешне. В быту его поведение напоминало классическое изображение философа, данное Платоном: «В земных делах философ не смыслит, он не умеет даже завязать своего дорожного мешка. И все это юродство происходит оттого, что на земле он живет гостем». Из-за этих странностей, с одной стороны, Соловьева воспринимали как опасного и вредного чудака, а с другой — старались обобрать и всячески использовать.
|
|
|
|
436 